Воронеж – колыбель...
(окончание)
С 1991 по 1996 гг Вадим совершает сотни командировок, связанных и с издательской деятельностью, а параллельно и с бизнесом. Сам же с семьёй живёт на съёмных квартирах, примерно каждые полгода переезжая с места на место.
1996 год стал и для него, и для его семьи поистине роковым. А начинался вполне перспективно: купили двухкомнатную квартиру, сделали в ней добротный ремонт, расширив жилую площадь за счёт кладовки. Но радовались недолго: уже к концу года, благодаря нечестным партнёрам по бизнесу, квартиру пришлось продать.
Как горько мне смотреть на мир наш настоящий,
Чтоб дыры залатать в его худом тряпье,
Не хватит ни добра, ни честности скорбящих
По чистой и святой несбыточной земле.
Кто знает, может там, спустя века и вехи,
Наступит лучший мир прекрасных чувств и дел.
Но жизнь всего одна, и, разглядев прорехи,
Не мы ли в них найдём плачевный свой удел?
С января 97-го семья издателя снова мыкается по чужим углам. С 96-го и по 2012 год Булатов – официально безработный.
Но именно весной 1997 года он напишет следующее: «6 марта рассёк мою жизнь на две абсолютно неравные части, с одной стороны которой была вся познаваемая мной вселенная, а с другой только несколько шагов начинающего свой путь странника; этот весенний день стал как бы пограничным столбом во времени, в разные стороны от которого расходились две главные дороги: одна в неизвестное будущее, а другая – в до боли знакомое прошлое.
А после пришла зима. И улица захлёбывалась снегом. И столбик термометра опустился под нуль. И не хотелось созидать. И я искал себе различные оправдания, чтобы только не садиться за стол. И чёрный газовый пистолет, лежащий на нём, наводил на грустные мысли.
Вера в то, что мне удастся завершить задуманный труд, угасала. Я ждал ВЕЛИКОЙ ВЕСНЫ – поры, когда я снова начну восхождение наверх, на более высокую в моей жизни гору. Вот только падение с ней я даже не мог представить. Но без этого нельзя.
Поднимаются для того, чтобы падать. И только избранным удаётся остаться ТАМ. И никто при жизни не скажет тебе, один ли ты из них, или такой же, как все».
Понятно дело, и меня не станет,
И весть о том отправится в полёт.
Невольно облетит весь мир и... канет.
Но всё ж кому-то радость принесёт.
Кому молчанье, а кому веселье,
А плакать станут только мать и дочь.
И не услышу я ни соловьиной трели,
Ни тех людей, кому хотел помочь.
И не успеют по ветру развеять
Мой жалкий прах, а с именем моим
Покончит Время... Время лицедеев
Следит за тем, чтоб не смывался грим
С его проказ, нажитых им беспечно, –
Но не в надежде, что болезнь пройдёт,
А чтоб о том, что и оно не вечно,
Не знал никто... когда оно умрёт.
…Я обгоняю, побеждаю Время,
Давлю его притворство, злобу, желчь.
Но как всегда – иду уже не с теми,
И как всегда – за мною кружит смерч.
Ход предрешён. Со Временем недружен –
Всю жизнь один – как мог сражался я…
И понимая, что я здесь не нужен,
Оно смертельно ранило меня.
Чем только не занимается Вадим все эти годы, чтобы прокормить себя и семью: шабашничает на стройке, готовит радио- и телепередачи, разгружает молоко, снимает свадебные фильмы, таскает мешки с цементом, подметает улицы, копирует диски, чистит снег и издаёт, издаёт, и издаёт. И это несмотря на то, что за неуплату налогов он более четырёх лет находился в розыске. Не посадили лишь потому, что «действие преступления истекло за сроком давности»…
…Мужчина нашёл сигареты. Он не курил уже три месяца. А пачка завалялась с тех пор. Но перед смертью он решил выкурить сигарету: таким образом «посидеть на дорожку», проститься с жизнью.
Он надеялся, что его жизнь нужна будет детям. Но дети оказались на стороне матери, которой удалось свою ненависть к мужу привить и к ним.
Он решил: выйдет на балкон и бросится вниз головой с четвёртого этажа. Не должен выжить. Он даже не написал никакой записки. Зачем эта театральная глупость?
Он был так возбуждён, что выкурив две сигареты, ничего не почувствовал…
Завершается жизнь, и в удушливом тесном и шумном мирке
«Человек» – звучит стыдно.
Низвергается в пропасть, вертясь, словно лещ в дорогом котелке,
Горько так и обидно.
Я пропал, но задолго до дней, когда я появился на свет,
Было всё уже ясно.
Что мне быть, но не жить и любить – не любить, проклиная рассвет,
И всю жизнь быть несчастным.
А теперь я плетусь и разодранным горлом хватаю глотки –
Воздух гарью пропитан.
И уж слышу я там, как по крышке сосновой стучат молотки...
И роман мой дочитан.
Уже в 91-м на съёмной квартирке Вадим начинает хранить тиражи своих газет и брошюр (оттуда они забираются на распространение, а остатки, контрольные экземпляры разошедшихся изданий или же нереализованная продукция так и остаются храниться дальше), а позже, для сохранения собственных изданий, он купит часть дома из двух комнат, с отоплением и электричеством (которое пришлось проводить самому), но без остальных удобств (даже вход соседи замуровали, чтобы через них нельзя было пройти, и приходилось на «свою территорию» залезать через окно). Вот так, на протяжении 20 лет и хранил Вадим свой архив.
Да и сам его путь в самиздатовском мире был неимоверно сложен.
С одной стороны, он многие годы пытался закрепиться у легальных распространителей, попасть со своими изданиями в официальные подписные каталоги (его газеты, брошюрки, журналы, книжки продавались в Воронеже и области, Липецке, Ельце, Белгороде, Старом Осколе и даже в Хабаровске, Донецке и Житомире). Но в итоге распространители отклоняли малоизвестный товар и отдавали предпочтение раскрученным брендам.
С другой стороны, в официальной прессе и в самиздатовской тусовке за эти годы было опубликовано немало критических, разгромных материалов в адрес Булатова, много ругательных слов упомянуто в частной переписке «непризнанных литераторов». Нашлись и такие, кто специально рассылали письма, в которых попросту «лили грязь» на издателя и редактора. Благодаря людской зависти делалось всё, чтобы от Вадима отдалялись сподвижники, авторы, товарищи, чтобы его творчество забывали поклонники, чтобы о его изданиях не вспоминали читатели.
А кульминацией травли стало сообщение в Интернете (а потом и весточек немало кто-то разослал тем, с кем Вадим общался) о том, что «Булатов Вадим Анатольевич – умер». И его жена получала соболезнования. А когда Вадим написал авторам этих писем, что он жив, они не поверили и не ответили.
Над прочитанной книгой склонилась моя голова,
В теле пляшет усталость, и нет никакого покоя.
И ползёт обо мне по дорогам худая молва,
Что я жил на коленях и только пил горькую стоя.
Но поверьте, прошу вас, поверьте, я так не хотел
Унижаться, склоняться под бременем времени горбясь.
Я подняться желал и свершить первый шаг, но летел
Я всё время в какую-то грязь, а иной раз и в пропасть.
Я сто раз выползал и взлететь выше солнца мечтал,
Но я был слишком прям и упрям и за это карался.
Но и всё же я горд тем, что мало я в жизни солгал,
Я врагов приобрёл, но зато человеком остался.
И кому-то ужасно так хочется всё растоптать,
Сделать так, чтобы мне никогда, никогда не подняться.
Но я буду ползти и карабкаться, верить и ждать,
И вести этот бой, только чтоб человеком остаться.
В 2006 году делегаты III Съезда МАРЛ, проходящего в Киеве, не поддержали булатовские взгляды на дальнейшее развитие ассоциации, и МАРЛ прекратила своё существование. Немногим ранее перестаёт проводиться и МЛК.
Последней попыткой Вадима на издательском поприще становится организация небольшой распространительской сети для его бесплатной газеты «Виктория» с привлечением городских, районных и сельских библиотек. Но и эта попытка завершилась крахом: распространять бесплатную газету бесплатно библиотекари не хотели…
Вадим понимает, что проиграл этот долгий и изнурительный марафон. 14 декабря 2006 года он выпускает своё последнее издание – газету «Виктория» № 42. Вот так, по иронии судьбы, и первым его изданием, и последним – явилась «Виктория».
С этого момента начинается новая страница в его жизни: короткая, но счастливая. Он зарабатывает деньги на первый взнос банку, и в мае 2008 его семья покупает жильё под ипотеку. Но видно. не судьба пожить ему в своей квартире, видно, до конца дней своих суждено ему перебиваться где придётся…
…«Поминки справлять они не станут, поэтому здесь я их не разорю, – думал он. – На сколько там дней празднуют? – он горько усмехнулся. – На девять, на сорок… – он мысленно посчитал сорок дней. Получилось 18 января. День рождения младшей дочери. – Что ж она про меня подумает: ну спасибо, папа, за подарок!»…
Не дави меня, боль,
Я не так в жизни шёл,
Очень трудно свой шаг повернуть.
Какова моя роль
В этом мире большом,
И куда пролегает мой путь?
Сколько ж мне ещё плыть,
Сколько петь и страдать,
Где найти свой покой и приют?
Кто заставит прожить,
Запретив умирать,
Силы дав против страха и смут?
Где ты, Гордость? Взойди!
Разбуди во мне гнев,
Чтоб согнать малодушье и сон.
Если хочешь, суди,
Мои чувства презрев,
Принося мне разбой и урон.
Я готов вступить в бой,
Грязи выдержу шквал,
Всё пройду, не склонив головы,
Лишь бы рядом со мной
Милый голос звучал,
Заглушая упрёки молвы.
В ночь на 31 декабря 2009 года, не дождавшись его смерти, жена и сын выгонят Вадима из дома, из семьи. И уничтожат практически всё (отнесут на мусорку), что связывало их с бывшим: аудио- и видеоархивы, коллекцию визиток, собиравшуюся почти двадцать лет, документы, издания (уж слишком много места всё это, вместе с отцом и мужем, занимало в новой квартире).
А вскоре и другие соседи отнимут у него часть дома, где хранился архив самиздатовского периода жизни.
Около 90% его тиражей погибнет. И всё же по несколько экземпляров своего «собрания» ему удастся спасти.
А Россия моя во тьме...
А Россия моя в огне...
А Россия моя в вине...
Но не эта Россия во мне.
Начинается отшельнический этап его жизни: тяжелейший морально (не раз Вадим подходил к последней черте: и новое желание суицида, и очередной микроинсульт) и материально (приходилось платить за жильё и алименты; спасибо родителям: и подкармливали, и деньгами помогали), но как никогда в его жизни – плодотворный в новых идеях и начинаниях.
Не сломленный, не раздавленный, не уничтоженный своей судьбой, он за последние два с небольшим года регистрирует 23 объекта интеллектуальной собственности, пишет роман и начинает другой, создаёт в Интернете пять сайтов, ведёт рубрику в областной газете, проводит несколько турниров на городском и областном уровне по собственной спортивной игре, планирует провести даже неофициальный чемпионат мира, пытается организовать международное общественное движение «Счастливая Семья», надеется зарегистрировать политическую партию и создать… музей Самиздата.
Двое мудрых умов спор вели о насущном:
Как земле нашей русской очиститься духом.
А вокруг всё так пахло горячим и вкусным
И немного воняло поджаренным луком.
Двое лучших умов не от праведной скуки
Обсуждали ничтожность у власти стоящих.
В это время уставшие женские руки
Всё сновали средь пышных и жиром шипящих.
И вопрос среди шума звучал очень гулко:
«Есть ли умные люди в твердыне российской?»
– Нет, – с укором ответила сдобная булка.
– Да, – вздохнула ей грустно большая сосиска.
И возможно не было бы всего этого. Если бы жизнь его сложилась иначе.
А может быть, тот отрезок жизни и впрямь ничего существенного не представляет? Может быть, совершенно зря бурлили те почти 17 издательских лет (учитывая подготовку к первому изданию: расклейка объявлений, поиск типографии, переписка с претендентами на первых авторов новой литературной газеты; 16 лет и 3 месяца – от выхода первого издания до выхода последнего)? И зачем так отчаянно, ценой собственного благополучия и личной жизни он издавал, а потом спасал и оберегал кустарные творения полиграфии?..
Утро холодное, мокрое, сизое,
Дождь не торопится сказку рассказывать,
А над вспотевшими за ночь карнизами
Серое масло на небо намазано.
Спят ещё люди, как дети, в неведенье,
Что этот день им последним запомнится.
Плавают осени красные лебеди,
Скачет в огне серебристая конница.
Страх пробежится по спящему личику,
Как предпосылка грядущего кризиса.
Капля за каплей, кирпич – по кирпичику –
Мир погибает, финал игры близится.
Люди уже не проснутся хорошими:
В мир отойдут по ту сторону вечности –
За неуёмную жажду к роскошному,
За прожигание жизни беспечное.
Миру конец. И над мира величием
Скромно встаёт тот, кто верит в отмщение
Тем, кто, поправши любое приличие,
Губят наш мир ради обогащения.
Он – порождение зла и насилия,
Он – совершенство, порока создание.
В жизни давно ничего нет красивого,
А остальное – не стоит внимания.
Но он совсем не похож на родителей.
Он – антипод их жестокой циничности.
Скоро не станет совсем победителей,
И уже нет «выдающихся личностей».
Серая масса безумных и лающих:
Вот он – итог – у конца человечества.
Нас миллиарды, чего-то желающих:
Золота, похоти, силы, невежества.
Всё посмешалось в стремленье к прекрасному:
Давим друг друга, воюем и молимся.
Плавают осени лебеди красные,
А мы за призраком вечного гонимся.
Хочется светлого, доброго, чистого,
Но впереди нас не ждёт воскресение.
Конница скачет в огне серебристая,
Мы погибаем. И нет нам спасения...
Утро холодное, мокрое, хмурое
Мирится с автомобильными газами.
А на душе неприятно и муторно:
Серое масло на сердце намазано.
…Я просыпаюсь, – приснится же всякое.
Видно, вчера мы чуть лишнего выпили.
Чуть не закончилось пьяною дракою,
Но прорвались всё ж, дотопали, выжили.
Вадим сохранил память о неповторимой странице в истории нашей страны: с развитием Интернета, самиздат стал переходить в электронные версии, а возврата к бумажным форматам, которым требовалась рассылка дорогостоящей почтой, уже не предвидится; и получается, что такого явления, как постсоветский самиздат, никогда не было и никогда уже не будет. При всей своей незаметности, непризнанности и незамеченности официозом, в частности, литературный самиздат опубликовал массу прекрасных произведений, сохранил бесценный пласт человеческих мыслей того времени (мнений, суждений, споров и дискуссий, выводов и предположений), открыл новые имена в русской литературе. И пусть сейчас о них мало кто знает (а попросту – никто), но надо верить, что придёт и их час.
А самое главное – самиздат дал России В.Булатова: издателя, литератора, организатора, философа, изобретателя, поэта, учёного, неуёмного выдумщика, неисправимого романтика и несломленного борца за справедливость в этом мире.
Цветок, не умирающий на льду.
День ото дня он прелесть сохраняет.
То – ложный путь, скрывающий беду,
Что к краю пропасти народ толкает.
Так и живём. Фальшивое подчас
Мы выдаём за истину и верим.
Но сколь б ни тёк притворности рассказ,
Гарантом вечным остаётся Время.
И мне милей совсем другой цветок,
Который в жёсткой и неравной схватке
Природе грозной каждый лепесток
Отдаст в борьбе за миг свободы краткий.
И в час последний капли мук своих
Он выдохнет навстречу смерти властной,
А холод тут же заморозит их
И уничтожит подлинник прекрасный.
Недолговечна эта красота,
Но и мороз не может долго злиться.
Во мне живёт весенняя мечта
О том, что справедливость возродится.
И солнце, набирая высоту,
Растопит лёд, а с ним и капли муки.
И люди вспомнят эту красоту,
Вдохнув добра оттаявшие звуки.
…И он отложил самоубийство…
Если бы он только знал, что через сорок дней о нём никто бы не вспомнил…
Различные у жизни трассы.
Для каждого своя строка.
Кому-то не прожить и часа,
Кому-то пережить века…
P.S. Всего Вадимом Булатовым было издано: около 360 газет, около 50 журналов и альманахов, около 325 брошюр, свыше 40 книг (есть совместные проекты с другими издателями и издательствами). Он выпускал 29 наименований периодических изданий, что, наверное, хватило бы для рекорда в Книгу Гиннеса.
Некоторые издания имеют тиражи не более 10 экз., из которых большая часть разошлась по частным коллекциям и архивам.
P.P.S. Отдельные издания Вадима Анатольевича Булатова (не с первой попытки: два музея откажут издателю) будут приняты на хранение в областную библиотеку им. И.С.Никитина и музей истории ВГУ.
P.P.P.S. Будет ли создан в Воронеже единственный в мире музей постсоветского самиздата?
Пусть жизнь моя пойдёт отныне прахом,
И тьму от света отделяет миг,
И пусть палач благословляет плаху,
К которой я в последний раз приник.
И голова, с отточенным ударом,
На землю упадёт под жуткий смех.
И поделом. За то мне вышла кара,
Что не сумел дать счастья я для всех.
За то, что в дни всеобщего недуга
Не смог я стать певцом своих идей,
И честный – был обманщик и ворюга,
И добрый – был мерзавец и злодей.
Я вновь убит и снова с грязью смешан,
И надо мной ревёт проклятий стон,
И пусть сегодня буду я повешен,
А завтра буду на костре сожжён.
Я не умру, и ты, смерть, не упрямься,
Не перестану я о светлом петь.
Пусть знает день, я никогда не сдамся,
И ночь меня не вправе одолеть.
И в час, когда кровавые фонтаны
Из ран моих напором станут бить,
Пусть знает жизнь, я всё равно восстану,
И смерть меня не сможет победить!..
23.08.2010 - 5.04.2012.